Информационно-поисковый проект с презентацией.

«Литература и архитектура»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Руководитель: учитель русского языка и литературы высшей    

категории

  Каспирович Валентина     Антоновна 

МОУ «СОШ №17»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Омск 2011

Оглавление.

 

1. Введение.
2. Основная часть.
3. Заключение.
4. Библиография.
5. Приложение.
 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение.

 

Одним из самых долговечных искусств, преодолевающих забвение времени, является архитектура – своеобразная книга человечества, запечатлевающая его религиозные и гражданские устремления, эстетические и этические нормы. Это материальное, зримое искусство, которое завоевало трехмерное пространство, «очеловечило» его. Н. В. Гоголь назвал архитектуру «летописью мира», которая «говорит тогда, когда молчат и песни, и предания». Говорит о нравах, быте людей, населяющих этот город или страну, их образе жизни, их истории, культуре. Архитектура пластически воплощает особенности менталитета людей определенной эпохи и его формирует.
Вопросом архитектуры люди занимались ещё в XVIII веке. Взять в пример резиденцию Петра I. Архитектурный облик усадьбы в немалой степени обусловили личные вкусы и пристрастия Петра I. Находясь за границей, Петр сам покупал для своих дворцов украшения, картины, мебель, редкие деревья для садов. Давал указания и иногда лично описывал, как обставить те или иные покои. Благодаря знаменитому русскому архитектору итальянского происхождения Б.Ф. Растрелли декоративная насыщенность, яркость и великолепие петергофского ансамбля приумножились.  Он достиг всех возможных архитектурных почестей. Среди людей близких к Петергофу были поэты Жуковский, Вяземский, Тютчев… и Блок часто его посещал.
Казалось бы, литература как временной вид искусства очень далека от архитектуры, но, на самом деле их внутренние связи достаточно глубоки. Это легко проследить не только на уровне художественного метода или стиля, общего для нескольких видов искусств, например монументальный стиль в древнерусской архитектуре и литературе, но и тяготении литературы к архитектурной композиции, архитектурно-пространственному видению мира.
Архитектура наиболее наглядно демонстрирует главный принцип искусства -  единство формы и содержания. Кроме того, красота и гармония в ней непременно сочетается с практической целесообразностью, то есть одновременно архитектура имеет эстетическое и прикладное значение. Архитектура использует эмблематику, символику, заимствованную из литературного творчества, особенно это явно видно в произведениях, близких к эстетике барокко.
Можно выделить несколько вопросов, которые необходимо решать, устанавливая связь между двумя рассматриваемыми видами искусств:
1.<span style=«FONT: 7pt "Times New Roman"»>     выяснение роли вводимых автором в литературное произведение описаний архитектурных ансамблей и интерьеров, садово-парковых комплексов;
2.<span style=«FONT: 7pt "Times New Roman"»>     художественные способы их подачи;
3.<span style=«FONT: 7pt "Times New Roman"»>     композиционно-образная связь архитектоники художественного текста и явлений архитектуры;
4.<span style=«FONT: 7pt "Times New Roman"»>     концептуальная связь этих искусств на уровне хронотипов и моделей мира в определенной культурной системе.
 

 

 

 

Основная часть.

Хронотоп усадьбы.

 

Наиболее типичный случай обращения к архитектуре на уроках литературы – выяснение места действия, описания его историко-бытовой и культурной атмосферы. Так, например, в «Капитанской дочке» А.С. Пушкин очень скупо, всего при помощи нескольких деталей рисует Белогорскую крепость, но в воображении читателя возникает достаточно ясное представление о захолустном гарнизоне, где предстоит служить Петру Андреевичу Гриневу. Интересно, что автор строит свое описание на контрасте: вместо воображаемых героев «грозных бастионов, башен и вала» он видит «деревушку, окруженную бревенчатым забором». А когда он въезжает на ее территорию, то видит у ворот «старую чугунную пушку», «тесные и кривые улицы», «избы низкие и большей частью, покрытые соломой».
Вместе с тем данные «архитектуры» образы позволяют передать и состояние души героя: в бескрайней оренбургской степи, в деревенской глуши ему суждено проводить лучшие молодые годы. Такая же немногословность свойственна и другим пушкинским описаниям зданий, крепостей и интерьеров домов, но вместе они создают единую картину русской провинции, передают дыхание ее дремотной жизни, быта, «развороченного» восстанием Пугачева.
Особую роль играет в романе Пушкина интерьер, и в первую очередь описания избы капитана Миронова, «дворца» Пугачева и царицы Екатерины. Детали интерьера избы коменданта крепости являются лучшей иллюстрацией его жизни, нравов и уклада в семье. «В углу стоял шкаф с посудой; на стене висел диплом офицерский за стеклом и в рамке; около него красовались лубочные картинки, представляющие взятие Кирстина и Очакова, также выбор невесты и погребение кота. У окна сидела старушка в телогрейке и с платком на голове. Она разматывала нитки, которые держал, распялив на руках, кривой старичок в офицерском мундире». В этом интерьере все просто, трогательно, наивно, особенно офицерский диплом за стеклом в рамочке, которым, видимо очень дорожил Иван Кузьмич, дослужившийся честной многолетней службой до офицерского звания. Описание дома капитана Миронова удачно дополняет общую его характеристику, и у читателя складывается впечатление о нем как о прекрасном, добропорядочном человеке из народа, черты которого можно будет потом отыскать и в добрейшем Максиме Максимыче («Герой нашего времени»), и в отважнейшем, но очень скромном, тихом капитане Тушине («Война и мир»). Внутреннее убранство его дома создает представление о том народном укладе, в котором формировался особый национальный дух (Толстой позже его определит как «скрытую теплоту патриотизма»).
«Все как в обыкновенной избе» и во «дворце» мужицкого царя. Единственное отличие – стены, оклеенные золотой бумагой, что должно указывать на царское величие его хозяина.
Если в описаниях изб Пушкин очень внимателен к бытовым деталям, которые передают атмосферу простой и скромной жизни их обитателей, то в описании дворца Екатерины эти подробности совершенно отсутствуют. Зато на его величие и парадность указывают «длинный ряд пустых, великолепных комнат» подчеркивающие официозность придворной жизни. Нередко описание внешнего вида дома, его интерьера играет в произведении важнейшую характерологическую роль, является способом косвенной характеристики, как героев, так и среды. Имеются произведения, в которых авторы настойчиво обращаются к этому способу типизации. Показательной в этом плане является поэма Н.В. Гоголя «мертвые души», в ней архитектурный элемент – непременный атрибут всех авторских описаний – от усадеб помещиков до губернского города в целом. У каждого из душевладельцев, к которым совершает свое путешествие Чичиков, дом в индивидуальном вкусе, подчеркивающий главные черты его хозяина. Так у мечтательного Манилова, бесхозяйственного, но претендующего на исключительность и романтическую изысканность, «дом господский стоял на юру, то есть на возвышении, открытой всем ветрам, каким только вздумается подуть». Претензии хозяина на образованность и вкус очень тонко подмечают следующие детали: клумбы в английском стиле «с кустами сирени и желтых акаций» и беседка «с плоским зеленым куполом, деревянными голубыми колоннами и надписью: «Храм уединенного размышления». Под стать Манилову и его «кабинет». Его описание автор начинает почти теми же словами, какими представлял портрет своего героя: «Комната была, точно, но не без приятности». Сравните: «черты лица его были не лишены приятности».
Как и при описании всех остальных комнат Манилова так и в данном описании автор иронически подмечает отсутствие у хозяев дома подлинного вкуса и даже стремления к элементарным удобствам: вся обстановка передает вечное желание Манилова «наблюсти деликатность», то есть произвести впечатление. Вместе с тем «кабинет», как и другие комнаты, мало соответствуют его прямому назначению: «… стены были выкрашены какой-то голубенькой краской вроде серенькой; четыре стула, одно кресло, стол, на котором лежала книжка с заложенною закладкой несколько исписанных бумаг; но больше всего было табаку. Он был в разных видах: в картузах и табачнице, и, наконец, насыпан был просто кучею на столе». Следует заметить, что характерная деталь в описании интерьера домов помещиков и образа их жизни – куча. У Манилова куча- символ его пустых мечтаний; жизнь сгорает бесполезно, остается только зола. «Куча» Коробочки – знаменитый ее комод, в котором в «пестрядевых мешочках» среди «белья да ночных кофточек, да нитяных моточков, да распоротого салопа» она прячет денежки. Комод, со всем имеющимся в нем хламом, и жадное, бесполезное накопительство денег как нельзя лучше символизирует «помещицу», ищущую во всем копеечную выгоду. «Куча» Ноздрева – его сабли, ружья, турецкие кинжалы, шарманка, трубки, чубуки, карты, набор вин, псарня, обед, который готовил его повар, руководствуясь «каким-то вдохновением», кладя в приготовляемое все, что попадется под руку. Весь этот сумбур указывает на «кучу талантов» героя, человека с бойким, неуемным характером, в котором намешано столько всего безо всякого чувства меры. «Куча» Собакевича – «тяжелого и беспокойного свойства» мебель кабинета, лукулловы обеды, с бараньим желудком, «начиненным гречневой кашей, мозгом и ножками», «индюком с ростом в теленка, набитым всяким добром: яйцами, рисом, печенками и невесть чем, что все ложилось комом в желудке».
Но самая знаменитая «куча» в кабинете Плюшкина, являющаяся своего рода эмблематикой мира «Мертвых душ», в котором жизнь погрязла, запуталась в «потрясающей тине мелочей». Если об «архитектурных достоинствах» «небольшого домика» Коробочки и дома с крыльцом Ноздрева автор нам ничего не говорит, обращая лишь внимание на их интерьеры, то на описании домов Собакевича и Плюшкина он останавливается специально.
В доме Собакевича, как и в крестьянских постройках, все говорит о прочности долговечности и каком-то «неуклюжем порядке», что образно характеризует этого героя с говорящей фамилией и к тому же всей своей фигурой и «манерами» похожего на «медведя средней величины». Приведем полностью описание дома Собакевича: «… посреди виднелся деревянный дом с мезонином, красной крышей и темно-серыми или, лучше, дикими стенами, — дом вроде тех, как у нас строят для военных поселений и немецких колонистов. Было заметно, что при постройке его зодчий беспрестанно боролся со вкусом хозяина. Зодчий был педант и хотел симметрии, хозяин – удобства и, как видно, вследствие того заколотил на одной стороне все отвечающие окна и провертел на место их одно маленькое, вероятно понадобившиеся для темного чулана. Фронтон тоже никак не пришелся посреди дома, как ни бился архитектор, потому что хозяин приказал одну колонну сбоку выкинуть, и оттого очутилось не четыре колонны, как было назначено, а только три». Совсем иным выглядит дом Плюшкина, (его автор называет «дряхлым инвалидом»). В отличие от особняка Собакевича, который несмотря на свою неуклюжесть выглядел постройкой прочной, добротной, «странный замок» Плюшкина говорит о страшном запустении в усадьбе его хозяина. Читатель невольно обращает внимание на прохудившеюся крышу, «нагую штукатурную решетку» стен, окна, закрытые ставнями или забитые досками. Вместе с тем многие детали, и прежде всего бельведеры на крыше, «уже пошатнувшиеся» и «лишенные когда-то покрывавшей их краски», свидетельствуют о прежних, каких-то привлекательных временах в жизни Плюшкина.
Детали интерьера комнат героев, как уже было сказано, дополняют представление о самих персонажах: у Плюшкина все свидетельствует о полной победе старости и даже смерти над молодостью и жизнью. Сам хозяин дома, «не то ключник, не то ключница» превратился в ненужную ветошь этого «странного замка», хаотического склада нелепых вещей. При помощи описаний интерьера дома Гоголь не только представляет читателю своих героев. Иногда вещи, как в кабинете Собакевича, являются своеобразными двойниками их владельцев: «все было прочно, неуклюже в высшей степени и имело какое-то странное сходство с самим хозяином дома: в углу гостиной стояло пузатое ореховое бюро на пренелепых четырех ногах; совершенный медведь. Стол, кресла, стулья – все было самого тяжелого и беспокойного свойства; словом, каждый предмет, каждый стул, казалось, говорил: «И я тоже Собакевич!» или: «И я тоже очень похож на Собакевича!»
Также автор обращается к архитектуре и для описания быта, а через него и бытия, нравов губернского города. Причем, эти описания «полусмешные, полусерьезные», что создает особый комический эффект в соответствии с авторским способом изображения действительности – «смеха сквозь слезы». Это чувствуется уже в первом таком описании – представлении номера Чичикова, «покоя» в губернской гостинице с «тараканами, выглядывающими, как чернослив, из всех углов», а также экстерьера гостиницы в целом, отвечающей, по словам автора, вполне ее «внутренности». Все здесь говорит об отсутствии вкуса, халатности хозяев, неуютности: и непомерная длина гостиницы, напоминающей казарму, и неоштукатуренные «грязноватые кирпичики» нижнего ее этажа, и наводящая тоску «вечная желтая краска». Изрядную долю сарказма приобретает смех Гоголя при описании «экстерьера и интерьера» губернского города. Дома однообразные «в один, два и полтора этажа, с вечным мезонином», которые местами «казались затерянными среди широкой, как поле, улицы и нескончаемых деревянных заборов». Особенно много безвкусицы и пошлости в нелепых вывесках, «укравших» магазины и дома. «Приукрашенная» природа в городе, в отличие от полудикого, «неистового сада» Плюшкина, чахнет и умирает, не случайно автор, рассказывая о губернском саде, указывает не на зелень деревьев, а зеленую краску подпорок к ним. Получается, что неживое дерево и живое как бы поменялись местами.
Совсем иной характер использования образов архитектуры и интерьера во втором томе «Мертвых душ». Здесь меняется пафос повествования и его топос. В описании пейзажей, в особенности вида, который открывается с балкона дома Тентетникова, появляется невиданный простор и свобода, а с ними – ощущение полета и восторга. Сам автор не сдерживается и от лица некого условного персонажа – «гостя», который мог очутиться в этих местах, произносит: «Господи, как здесь просторно!» в описании дворянских усадеб, лирических пейзажей Гоголь здесь уже выступает как прямой предшественник Тургенева; за поэтическими описаниями – обобщенный образ родины, России.
Архитектурные описания органично входят в пейзажные, создавая ощущение единства природного и человеческого бытия, поэзии «дворянских гнезд», которая не могла быть изображена в условиях «ада» первого тома, пошлой среды и осколочности, раздробленности целостной картины жизни. Показательно, что пейзаж, плавно переходящий в описание усадьбы Тентетникова увенчивается изображением церкви с золочеными крестами, как бы подчеркивая устремленность земного бытия к небу, Богу: «И над всем этим собраньем дерев и крыш возносилась свыше всего своими пятью позлащенными, играющими верхушками старинная деревенская церковь. На всех ее главах стояли золотые прорезные кресты, утвержденные золотыми прорезными цепями, так что издали казалось – висело на воздухе ничем не поддержанное, сверкавшее горячими червонцами золото». Отличительная особенность второго тома «Мертвых душ» — новый  способ организации пространства. Природа и творимая человеком «вторая природа» — архитектура – составляют единство, в основе которого порядок, чувство меры и целесообразность. В первую очередь это чувствуется при описании усадеб генерала Бетрищева и Костанжогло. Каждое из описаний подчеркивает характерную особенность хозяина. «Кудряво богатый фронтон генеральского дома, опиравшийся на восемь коринфских колон» и «двор чистый, подобен паркету» соответствуют величественности и торжественности всей фигуры и поведения «картинного генерала, которыми так богат был   знаменитый двенадцатый год». Деревня Костанжогло не случайно сравнивается с городом, так живописно и богато «высыпалась она множеством изб на трех возвышениях, увенчанных тремя исполинскими скирдами и кладями». Во всем чувствуется стремление к порядку, добротности и рачительности самого владельца усадьбы. Подобная добротность и хозяйственность были и в имении Собакевича, но там совершенно отсутствовал вкус и красота, без чего не может быть одухотворенности жизни.
Духовный сон, бездействие героев Гоголь ярче всего показывает через описание обстановки. Так. Тентетников, впав в душевную апатию, скуку, запустел свой дом: «В доме завелась гадость и беспорядок. Половая щетка оставалась по целому дню посреди комнаты вместе с сором. Панталоны заходили даже в гостиную. На щеголеватом столе перед диваном лежали засаленные подтяжки, точно какое угощенье гостю, и до ТОО стала ничтожной и сонной его жизнь, что не только перестали уважать его дворовые люди, но чуть не клевали домашние куры». Но стоило приехать к Тентетникову деятельному Чичикову, возродить в нем надежду на счастье, как все в доме преобразилось: «Половина его, дотоле пребывавшая в слепоте, с заколоченными ставнями, вдруг прозрела и озарилась. Все приняло вид чистоты и опрятности необыкновенной. Нигде ни бумажки, ни перышка, ни соринки». Гоголь не случайно называл себя бытописателем. Быт он возводил до уровня Бытия как способа и образа жизни человека. Ничто в России не требовало столько ежедневного труда, даже богатырства, как преобразование нашего заскорузлого быта, разумного, хозяйственного обустройства «экстерьера и интерьера» наших городов и деревень, усадеб и домов в соответствии с эстетическими и этическими нормами жизни. И эта мысль настойчиво проходит через все сохранившиеся главы второго тома. Архитектурные образы в художественных текстах часто выступают в качестве основных элементов, образующих усадебный быт, хронотоп  «дворянских гнезд». Вторая, не менее значимая их функция – создание хронотопа мира городских трущоб, мира «ковчега». Эти два хронотопа присутствуют в большинстве произведений русской классики XIX в.
К середине XIX в. в русской литературе сложились два типа жанровокомпозиционной организации – усадебная повесть и трущобный роман». Сформировалась усадебная повесть как жанр в эпоху романтизма, приобретя окончательную завершенность в «Евгении Онегине» как составной части его структуры. Наивысшего уровня своего развития она достигла в творчестве И.С. Тургенева и И.А. Гончарова, произведения, которых не могут быть восприняты без осознания этого хронотопа усадьбы.
Интересно, что и сами герои усадебной повести как бы вписаны в интерьер усадьбы, как, к примеру, Анна Сергеевна Одинцова. Все в ее усадьбе строго подчинено единому порядку: соблюдалось единство архитектурного стиля и в постройке дома, и в обустройстве интерьера гостиной («тяжелая чопорная мебель стояла в обычном  порядке вдоль стен, обитых коричневыми обоями с золотыми разводами»), и в планировании сада и парка с «греческим портиком из русского кирпича» и нишами для шести статуй. Но, главное, весь образ жизни обитателей усадьбы протекал по строго заведенному распорядку: «Все в течение дня совершалось в известную пору. Утром, ровно в восемь часов, все общество собиралось к чаю; от чая до завтрака всякий делал, что хотел… перед обедом общество опять сходилось для беседы или для чтения; вечер посвящался прогулке, картам, музыке; в половине одиннадцатого Анна Сергеевна  уходила к себе в комнату, отдавала приказания на следующий день и ложилась спать». Такой же строгий распорядок дня был заведен и в усадьбе Болконского.
 
 

 

 

 

 

Заключение

 

В действие усадебных повестей включается все культурное усадебное пространство: парки, сады, аллеи, беседки, пруды и, конечно, все составляющие романтического колорита – луна, звезды, небо, сумерки, тени и т.д. Важными знаками «пейзажного мышления» являются болота, урочища, рвы, обрывы, бугры, горки, холмы, поляны, лужайки, кладбища, руины. Так, в сиреневой беседке происходит первое свидание и последовавшее за ним объяснение в любви Рудина и Натальи Ласунской («Рудин» И.С. Тургенева). Возле не менее романтического Авдюхина пруда, но с другим поэтическим знаком, места «глухого и мрачного», описание которого настраивает читателя на что-то таинственное и страшное, состоится развязка их романа, заранее уже предопределенная этим символическим пейзажем. Ночное романтическое нечаянное свидание в саду на скамейке Лизы и Лаврецкого – одна из самых поэтических сцен в романе «Дворянское гнездо». Здесь автор использует все, потом уже ставшие привычными, средства для описания романтического ночного рандеву. Вместе с героем читатель словно путешествует по ночной усадьбе: росистой тропинкой проходит сквозь калитку в сад, идет по липовой алее к темному фасаду дома, садится на скамейку, слушая, как городские часы пробьют полночь и сторож «добротно поколотит по доске».
Русская литература, уже начиная с «Дворянского гнезда» Тургенева и заканчивая Чеховым и Буниным, пронизала настроением увядания и заката усадебной жизни. И это чувствуется не только на уровне ее экономического уклада, но и поэтики в целом. Можно сказать, что начиная с середины XIX в. в описаниях русской усадьбы все больше звучит элегический тон. Идиллию и оду, характерных для поэтики XVIII в., сменяет элегия, повествование превращается в поэтику воспоминаний. Не случайно даже самое показательное для усадебных произведений Тургенева – роман «дворянское гнездо» насквозь пронизан элегическим настроением.
Таким образом, идя от конкретных «архитектурных» образов усадьбы в процессе изучения художественного текста, мы выходим к важнейшему хронотопу в русской литературе – хронотопу деревни, воплощающему в себе усадебно-помещичий и крестьянский мир. Фактически в каждом произведении русской классики в художественном центре находится такой хронотоп, который мы сможем осмыслить, исходя как из философско-эстетических взглядов писателя, так и расшифровки семантических знаков усадебной культуры.
 
 
 
 
 
 
 
 
 

 

 

Библиография.

 

1.<span style=«FONT: 7pt "Times New Roman"»>     А.С. Пушкин. «Капитанская дочь».
2.<span style=«FONT: 7pt "Times New Roman"»>     Н.В. Гоголь. «Мертвые души».
3.<span style=«FONT: 7pt "Times New Roman"»>     И.С. Тургенев. «Дворянское гнездо».
4.<span style=«FONT: 7pt "Times New Roman"»>     Л.Н. Толстой. «Война и мир».
5.<span style=«FONT: 7pt "Times New Roman"»>     Журналы «Дворцы и усадьбы», 2010г.
6.<span style=«FONT: 7pt "Times New Roman"»>     М.С. Штерн. «В поисках утраченной гармонии».